Анна Ведерникова. Экономист по образованию. Работает в сфере маркетинга. Публиковалась в журналах и коллективных сборниках. Отдельной книгой вышел в свет роман «Поколение бархатцев». Живет в Омске.
Член Союза писателей России.
Подробнее см.: www.vedernikova.ucoz.ru

Август моего солнца

1. хиппи

Каждое утро похоже на предыдущее, и все они вместе похожи на ту облезлую собаку, что провожает меня до общаги, и пока я стучусь в дверь и переругиваюсь с вахтером, пока выслушиваю маты коменданта, намертво приклеившего мне ярлык потаскухи, эта блудная псятина сидит на рассыпающемся цементном крыльце и молча метет хвостом заплеванную серую площадку.
Все, что было, остается за дверью вместе с плешивой собакой, а меня несет вверх стертая лестница, укладывает спать одеяло в застиранном пододеяльнике, оно же надежно укрывает меня от суеты проснувшихся соседок. Они спешат на лекции и оттого еще громче обычного громыхают чашками и чайником, жужжат феном и привычно ругаются на тему «Это моя помада, ты дура, сама мне подарила… нет, подарила!». Наконец, шум стихает, в раковине остается гора немытых стаканов, тараканы потирают лапки, а я проваливаюсь в сон.

Город – многослойный пирог, состоит из множества отдельных, не перемешивающихся друг с другом блинов. Нижний слой – наверное, бродячие собаки, которые живут своей полноценной жизнью, не обращая никакого внимания на нас, спешащих по своим делам… Они так же сбиваются в сообщества, спят и добывают пищу, гибнут под колесами и замерзают зимой, и возможно – как знать – оплакивают своих дохлых товарищей, ведь и для них собственная жизнь, какой бы собачьей на наш взгляд она ни была, – представляет немалую ценность…
Слой повыше – городские бомжи, те же самые бездомные псы, только когда-то бывшие людьми. Им нет дела до того, что творится в верхних слоях этого копошащегося торта-муравейника…
А в верхних слоях происходят встречи, конференции и презентации, и вечно куда-то спешащие толстобрюхие и чисто выбритые дяди за стеклами служебных машин думают о чем-то очень далеком, далеком от повседневной суеты семенящих с оптовки бабулек, груженных мешками с луком или сахаром, от стремительно разворачивающихся и складывающихся торговых палаток на рынках, от напивающейся по ночам молодежи, удовлетворяющей свои естественные потребности на улицах с такой ловкостью и бесстыдством, что собаки приходят в восторг… Мы ходим по улицам, вроде бы одновременно, но помеченные разной краской; мы с презрением относимся к тем, чей цвет краски не совпадает с нашим, не важно, из какого слоя пирога этот цвет… Солнце встает по утрам, и для всех это имеет значение, но, пожалуй, никто так не радуется его теплу так, как спящие на газонах по двадцать, пятьдесят; уходящие со своих далеко не теплых мест как только появляются первые люди, оставляя за собой только стойкий резкий запах – ушастые и мохнатые, текущие и ухаживающие, голодные и принимающие жизнь как должное участники одного бесконечного хоровода, имя которому – город.

Вечер только начинался. И начинался он отвратительно. Было скучно до визга, хоть раздевайся посреди площади. Какие-то бродяги пытались меня клеить, я посмеялась с ними сидя на лавочке, а потом вскочила в подошедший автобус и отделалась совершенно неожиданно для них и для себя. Кондукторша в автобусе пристала с вопросом, ЧТО У МЕНЯ, а я отвечала, что у меня депресняк. Это ее не устраивало ни в качестве платы за проезд, ни вообще по жизни: она излучала АБСОЛЮТНЫЙ оптимизм, и прежде всего – оптимизм в перспективе меня высадить. Но я имела свое мнение на этот счет. И Бог знает, куда бы меня увез этот дурной автобус из моего упрямства, если бы какой-то мужик не встрял и не уплатил за меня. Я вышла на следующей остановке вместе с ним.
Далее он пошел быстрым шагом и своей дорогой, так что продолжения и истории не последовало. Говорю: вечер начинался отвратительно.
Я поторчала у киоска с пивом, продефилировала по двум магазинам, и только хотела попросить у одного кента сотовый, чтобы позвонить по какому-нибудь дежурному номеру, как этого кента под белы рученьки взяли двое ментов и ткнув кулаками ему под ребра, повели к будке. Ненавижу ментов. Особенно тех, кто забирает практически трезвых мужиков в вытрезвители и потрошит их карманы. Волки уличные. Я бегом догнала процессию и бросилась «пострадавшему» на шею:
-Игорёк! Я тебя уже потеряла! Отпустите его, пожалуйста, это мой парень, я его сейчас домой отведу!
На этот раз я била оптимизмом, а менты противопоставляли свой цинизм. Победила дружба. Парень вытащил из бумажника полтинник, и городские циники отстали. Он обнял меня как родную и повел к остановке. Для убедительности оборачивающимся нигилистам я продемонстрировала затяжной поцелуй, в котором парень принял участие с нарастающим интересом. Мы с полчаса выпивали друг из друга слюнявые соки, так что бабка на остановке громко, но как бы про себя, обозвала меня падшей женщиной.
Мы продолжали целоваться и в автобусе, так, что народ воротил морды. Вышли в центре города и уселись в каком-то уличном кафе с гремящей музыкой… Видимо, кроме уплаты налогов в обязанности этих кафе входит отогревать прилегающие улицы ортодоксальной попсой… Пока мы пили пиво, подтянулись друзья моего Игорька (как его зовут, я так и не спросила, называла Игорьком и все тут). Откуда они взялись - не понятно, наверное, он позвал из по сотовому. Стало намного веселее, появилось еще пиво…
Я когда-нибудь напишу об этом роман, это невыразимое сладкое время суток, когда зажигается множество огней вместо одного – естественного, и музыка закладывает уши и слышится словно через вату выпитого пива, и прущее из солнечного сплетения желание всех обнять.
Все гадкие серые мотыльки слетаются к фонарям, и в их свете образуют живую паутину, и уже не кажутся такими пыльными, а золотятся и светятся, как сотня звезд, спускающихся с небес.

2. яппи
…«когда-нибудь и этот день закончится», - повторяю я себе каждый раз, когда, выйдя из ЕЕ кабинета, падаю за свой стол и, отвернувшись к телефону так, чтобы никто-никто не видел моих слез, начинаю дозваниваться несуществующему абоненту. Когда-нибудь, через несколько лет, если я и вспомню этот эпизод, буду тихо грустить над своей когда-то незавидной участью среднестатистического клерка, и злорадно думать, как же здорово, что ЕЕ сейчас уже нет не только в моей жизни, но и среди среднестатистически успешных людей города. «Когда-нибудь и этот день…» - я каждый день, добираясь до работы почти часовой маршруткой, пытаюсь сложить эту строчку в стихи и понимаю, что на новой работе я совершенно потеряла поэтическое «вещество»…
И когда заканчивается «этот день», так щемящее похожий на все предыдущие своей суетой и бесконечно бьющей о лицо скамьею, когда выключен компьютер, закрыты окна, жалюзи и двери, сданы ключи, - блаженный миг, когда я иду домой, завершив наконец очередной отчет или программу, распечатав назавтра кипу служебок… В этот миг мир снова прорывается в меня своим многоцветием, своей полифонией и сложнейшей мозаикой человеческих костюмов, лиц и движений.
У кинотеатра, мимо которого я прохожу каждый вечер, встречаются пары: зеленые девчонки вдыхают подаренную розочку и, трепетно держа ее в пальцах, направляются с кавалером к очереди в кассу… Все как во времена наших мам: снова очереди в кинотеатры, снова юбки на девушках, и в моде горох, круглые носы туфель и пышные прямые волосы. Снова за стеклами уютных кафе встречаются студенты…
Я иду по шумной улице, я вдыхаю сладкий запах готовящегося поп-корна, я не участвую в общем гвалте, но каждый вечер он подпитывает меня желанием жить и завершить наконец стихи про «когда-нибудь и этот день»…
-Девушка, можно с вами познакомиться, вот я тут сидел, и вы мне так понравились…
Это происходит почти всегда, - я каждый вечер иду мимо гремящего уличного кафе, полного подпитых неудачников, у которых не хватает денег на нормальное пиво и постоянных девушек. Как и всегда – молча игнорирую, потому что стоит заговорить – и они уже считают, что девушка им обязана.
-Де-евушка, ну как же так? Ну посидите с нами, пожа-алуйста, - глотая гласные (видимо, другой закуски нет) нудит «ухажер». Его компания за столиком кафе с интересом наблюдает. Среди них только одна девушка. Я прибавляю шаг, ныряю в оживленный подземный переход и уже с противоположной стороны улицы, стоя на остановке, наблюдаю, как тот же чудик клеит следующую прохожую.
Еще два часа – и я наконец упаду в сон.

-Если вы не договоритесь о размещении с завтрашнего дня, я вообще не знаю, что с вами сделаю! Это ваша работа! Все, иди отсюда!
И я снова глотаю слезы, и прячась от коллег, которые встречают меня соболезнующим взглядом, «сажусь» на телефон и снова набираю бессмысленные цифры.
ОНА еще не знает, что с нами сделает, но я точно знаю, что наказание обязательно последует, и будет больно и главное – очень, очень обидно. Так же, как обидно сейчас. Потому что этому телеканалу мы должны кучу денег с самого апреля. И единственный довод, который может предложить мое руководство – «мы очень крупная и серьезная компания, второй по величине налогоплательщик в области». По ЕЕ убеждению, это должно вдохновить подрядчика на следующее размещение нашей рекламы, снова в долг, потому что каждый месяц бюджет маркетинга нещадно режется, и ОНА не прикладывает никаких усилий, чтобы отстоять оплату долгов.
-Алло, - слышу я из трубки: бессмысленный прессинг кнопок соединил их в неизвестный мне телефонный номер.
-Компания «Гамбург», - автоматически говорю я.
-Очень приятно, «Гамбург», - смеется мужской голос. – Давно вас ждем.
Куда я попала, Боже мой?
-Ваш прайс-лист не изменился? - зачем-то ляпнула я.
-Нет. Но если вы хотите, мы можем вам выслать еще один.
-Вышлите, пожалуйста, - продолжаю я этот шизофренический разговор.
-Вам по факсу? по электронке?
-Лучше по факсу, электронку с утра не проверяли, и сейчас там два часа будет качаться спам. Все так запущено, - меня куда-то понесло, как Мэри Поппинс за зонтом.
-О, не у вас одних, - оживился голос. – Мы по понедельникам полдня стоим без работы, пока получаем почту и очищаем ящик.
-В девятнадцатом веке человечество всерьез опасалось погрязнуть в лошадином навозе, - отчего-то произнесла я. – В двадцать первом веке мы утонем в электронном мусоре.
-Ничего, изобретут какой-нибудь новый агрегат, - рассмеялся голос. – Он будет работать на энергии, выделяемой человечеством от переваривания спама.
Пока я переваривала эту фразу, в кабинет стремительно влетела ОНА и грозно окинув взглядом всех сидящих, зыркнула на меня:
-Ну что? Ты договорилась?
-Вы готовы? Стартую, - сказала я в трубку, нажала зеленую кнопку факса и ответила: - Их менеджер сейчас ведет переговоры с начальником рекламного отдела. Я перезвоню им через пятнадцать минут.
Мотнула черной гривой и прогремела каблуками в свой кабинет. Она специально, что ли, покупает обувь на такой тяжелой гремящей подошве?
Из факса медленно поползла бумага и тут же стала сворачиваться в трубочку. Куда ж я все-таки попала? Может, когда-нибудь потом посмотрю на обратный номер, вычислю по телефонной базе. Когда-нибудь, когда этот день закончится…
Как только освободился телефон, я начала названивать на телеканал. Упрашивать, умолять. Человек, который еще недавно работал на моем месте, называл эту функцию «придурок-попрошайка».
-Вы – самый лучший, самый рейтинговый канал. Он у нас основной в медиаплане, - что еще можно сказать в ответ на «Вы должны нам полмиллиона»? Долгий и тяжелый двадцатиминутный разговор, полный моих вздохов и извинений за свою амбициозную компанию…
И все-таки я нашла ниточку, за которую можно потянуть. Самым действенным аргументом стало то, что «когда мы в этом месяце заплатим вам и те пятьсот, и еще триста новых, это ж какая будет сразу куча денег!». И клятвенно пообещав, под свою личную ответственность, что «вот буквально завтра начнем платить», я получила вымученное согласие.
Я влетела в ЕЕ кабинет, сияя:
-Они согласны, только если мы им в этом месяце все заплатим!
-Заплатим, - ответила без тени радости на лице и выдала компакт-диск с новым рекламным роликом.

Я упала на свой стул без сил и решила, что сегодня перевыполнила дневную норму. Не буду больше ничего делать, вот только отвезу ролик на четыре канала и допишу отчет о проведении Дня Города.
На моей клавиатуре лежала свернутая в трубочку факсовая бумажка. Я развернула ее. «Давайте встретимся сегодня вечером, - написал равнодушный факс незнакомым мне почерком, - у кинотеатра в 19-00».
С трудом я сообразила, что это тот самый «прайс», который я получала неизвестно от кого.
...

Игрушки, которые выросли