Эйхвальд Николай Иванович – поэт, член Союза писателей России. Родился в деревне Новооболонь Горьковского района Омской области. Окончил исторический факультет Омского государственного университета, аспирантуру при кафедре философии ОмГУ. Печатался в журналах "Пилигрим" и "Омская муза", альманахе «Мир увлечений». Участник областных семинаров молодых литераторов при СП РФ (Омск, 2000, 2002), Всесибирского совещания молодых литераторов (Екатеринбург, 2002), Всероссийского совещания молодых литераторов (Сургут, 2009). На последнем был рекомендован в СП России. Автор книги «Свет не погаснет» (Омск, 2007). Лауреат областной молодежной литературной премии им. Ф. М. Достоевского (2008 г.).
«В самом деле, о чём эти стихи, внутри, не на поверхности? Разве «Сицилийская вечерня» – историческое стихотворение? И всё, и только? Скажите ещё, что «Утро стрелецкой казни» – подпись к картине! Это не картинки из прошлого, но и не слабо прикрытые аллегории. Если это и история – история своих сомнений, если и аллегория – аллегория метаний души…
Но вот что чудесно: собранные вместе, эти строки родили не чудовищную какофонию, а единую мелодию, которую только и можно услышать и оценить целиком. Поэтому их и следует читать как книгу, … рассказывающую о временах года и эпохах как этапах жизни и любви лирического героя».
Сергей Крих, поэт, редактор
«Взяв в руки книгу Николая Эйхвальда, хочешь либо сразу отложить её, либо уже никогда не откладывать. Ведь каждое стихотворение – это даже не история из жизни, это сама жизнь, которую мы можем или прожить, или даже не начинать читать.
В своих стихотворениях автор обращается и к реальным историческим событиям, и мифологическим сюжетам, как к библейским, так и древнегреческим. Большое внимание уделяет любовной лирике, причем, часто все эти темы могут умещаться в одном стихотворении.
Николай пишет: «Ведь стихи и стихии не перевести на прозу…», а в своих произведениях … умело и очень естественно сплетает эпос и лирику, ему удается перевести стихию эпоса в стихи…»
Анастасия Сергеева, поэт, участник молодёжного
литературного объединения при СП РФ
Утро стрелецкой казни
Одинокий рассвет возвращался – далекий и прежний,
И короткие тени ушли, ожидая чего-то.
Это юное Солнце, как самый последний мятежник,
Приближалось к ступеням с другой стороны эшафота,
Непрямые лучи обнажая в упрямом замахе,
Как протянутый крест – по законам, навек сбереженным…
И стрельцы забубенные головы клали на плахи,
Словно из темноты на подушки к возлюбленным женам,
Словно из темноты… Но темно было только вначале:
Если нам не забыть, так хотя бы не думать об этом!
И румяные вдовы христосовались с палачами,
И голодные псы любовались безумным рассветом
В обезглавленном горе, как чьи-то тела, изувеченном,
В этой страшной эпохе убитых теней и надежд…
И стрельцы уходили. И Солнце – огромное, вечное,
Одинокое Солнце начинало последний мятеж.
* * *
Сегодня опять под прицелом оттаявших век
Другая зима – та, которую я не увижу:
Сиренево-нежные тени ложатся на снег,
Сиренево-нежные тени становятся ближе,
Как вызов другим, приходящим зачем-то извне,
Как жизнь или смерть, начиная движенье по кругу…
Сиренево-нежные тени видны в тишине,
Сиренево-нежные тени понятны друг другу,
О чем-то земном и несбывшемся мне говоря,
Луч света в заснеженных окнах конца декабря,
Знак свыше – в морозы седые, как в сонную пристань…
И что на просторах немыслимых значат слова,
Когда на сугробах сирень, а в глазах – синева,
И мысли звучат, и зовущее небо так близко?
* * *
Желания всегда важнее слов:
Ты хочешь не услышать звук шагов
Твоей далекой призрачной охраны,
Не гневаться, не кривить нежный рот…
Зачем же притворяться, донна Анна?
Ведь командор, похоже, не придет…
* * *
Покрыты серебром земные муки,
Исчислены удары и грехи,
Омыты и до крови стерты руки,
Пока допели третьи петухи,
Ни новых жертв, ни древнего напева
Алтарь земных богов уже не ждет,
Дрожит осина – проклятое древо,
Которое сгубил Искариот,
Пуста нора – дом идолам старинным,
Обитель иудейскому царю,
И Бог-Отец впервые с Богом-Сыном
Встречает все простившую зарю.
Все кончено.
Величье Рима свято.
Бог милосерден.
Ненависть мертва.
Так почему ты плачешь, прокуратор,
О маленьком смешном Иешуа?
* * *
Пусть слова мои не разобьются о вечные камни те,
Где прыжки водопадов, и руки – ладонями вниз…
Не останься в моей обесцвеченной холодом памяти
И в других возродись,
Пусть тебя не заметят, мгновенный упрек твоего лица
В мыслях не удержав,
Пусть другим из живущих уже никогда не запомнится
Злой восторг мятежа,
Пусть твое пораженье поможет в отчаянной вере нам,
Пусть молитва моя не вернется к началу пути!
Ты ее среди тысяч других не узнаешь, наверное,
Господи!
* * *
Опять издалека иду на "Вы".
Один из нас в разлуке жить не может.
Всё та же грусть – одна для нас двоих,
И, может быть, уже не надо больше
И тише – ведь зачем-то так близка
Та сторона, откуда дует ветер...
Один из нас всегда письмо писал,
Хотя не думал, что ему ответят,
Писал, а расстоянья шли за ним,
Его слова переводя на шёпот.
Один из нас придумал псевдоним,
Хоть это слово и не подошло бы
К стихам, к судьбе и к выраженью глаз
(Я – просто князь, а ты – Царевна-Лебедь)...
Один из нас, опять один из нас,
С высоких слов переходя на лепет
О важных и торжественных вещах,
Которым счёта нет, и смысла – тоже,
Один из нас предпочитал молчать,
Хоть был уверен, что молчать не сможет.
Слова на ветер – как упрёк судьбе.
Ты не ругай за слишком нервный почерк...
А кроме писем я пришлю тебе
Всё ту же грусть – по лебединой почте.
|